Воспоминания о проведённых на Афоне днях

Афон. Монастырь Ватопед

Ватопед, Пантелеимон, Дафни, Иверский, Хиландар, Карея – эти названия всё время, как музыка, кружатся в голове, вызывая восторженные воспоминания о проведённых на Афоне днях.

Пройдя паспортный контроль и проверку наличия Диамонитириона, мы разместились на верхней палубе. Гудок парома уведомил о том, что на три дня я простился с мирской жизнью. Были видны живописные бухты и пока ещё невысокие, но милые сердцу афонские склоны. Паром шёл довольно близко к берегу и все, что там находится, видно было отчетливо. На палубе паломники стали кормить чаек, которые на лету выхватывали хлеб прямо из рук. Появились монастырские причалы. Первые группы паломников стали покидать паром. Время пролетело быстро, и через два часа мы сошли на берег уже на афонской земле в порту Дафни.

АфонИз Дафни до административного центра Афона, Кареи, мы доехали на автобусе, который встречал прибывших паломников. Дорога была ужасной: один поворот сменялся другим, из-под колёс поднимались клубы пыли, автобус натужно продолжал ползти вверх. …

…Говорят, чтобы узнать Афон, нужно пройти его ногами. Вот мы и решили идти из Кареи до Ватопедского монастыря пешком. Втроём мы двинулись в пятнадцатикилометровый путь, который проходил по горам и лесистой местности. Указатели были не везде, здесь и выручал планшет с навигацией. По дороге повстречались нам три диких кабанчика и черепашка. Весь путь в основном молчали, разговоры если и вели, то только об Афоне и православии.

…Входя в храм, первое, на что обращаешь внимание – это специальные места, оборудованные вдоль стен, на которых можно сидеть во время службы, а также стоять, положив руки на подлокотники. После службы нас пригласили на трапезу. В монастырях трапезы дважды в сутки – после утренней службы и после вечерней. Первыми в трапезную вошли монахи монастыря, за ними потянулись священники, совершающие паломническую миссию, а следом уже вошли миряне. Пища была постная, но много фруктов, было и вино. Во время всего приёма пищи монах читал молитву. По окончанию трапезы все как по команде встали и направились к выходу, где несколько монахов низко кланялись. Вид у них был страдальческий и сильно извиняющийся. Так монастырские повара просят прощения у трапезников, если вдруг кому не понравилась приготовленная ими еда. Такое правило существует во всех монастырях…

Затем мы были приглашены в храм для поклонения святым мощам. В обители хранятся Честной Пояс и семь чудотворных икон Пресвятой Богородицы. С великим благоговением приложились мы к бесценной святыне Ватопеда – к Поясу Богородицы, помещённому в драгоценный ковчежец, и главам святых Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Иакова Персиянина, Меркурия и частицам мощей многих святых. После поклонения святым мощам все подошли к чудотворной иконе Божией Матери «Всецарица», которая исцеляет больных раком.

 

…Я лежал на кровати и смотрел в открытое окно. Купала и звезды, и какое-то полнейшее спокойствие. Но мысли мои были с чудотворными иконами. Вспоминал историю каждой иконы и ещё раз хотел к ним вернуться. Благодарил Пресвятую Богородицу за то, что дала возможность приложиться к её Поясу. В России люди стояли в очереди к Поясу по много часов, а некоторые – и по нескольку дней. В таких размышлениях пролежав до половины четвёртого утра, услышал звон колокола и голоса монахов, будящих на службу. Вышел из кельи и направился в храм. Во дворе монастыря свет не горел, не горел он и в храме. Из нашей кельи вместе со мной пришло к началу службы несколько паломников, остальные подтянулись только к пяти часам утра. Поначалу мне показалось, что, как и на вечерней службе, не хватает нашего русского размаха и торжественности, но потом ватопедские монахи устроили такой «круговорот», что я просто растворился в пространстве. В середине храма мерцали свечи, а из тёмных углов бесшумно выплывали в центральный круг чернобородые монахи, кланялись в разные стороны и исчезали в противоположном тёмном углу. Настолько это кружение было стремительным и слаженным, что мне показалось, будто воинское подразделение выполняет сложную боевую задачу. Затем были исповедь и причащение.

…Мы собрались продолжить свой путь по Афону. Дорога наша лежала в Иверский монастырь. Мы дошли до причала, когда увидели бежавших с камерами моих вчерашних знакомых.

«Как хорошо, что вы ещё не уплыли», – сказал Артём и протянул микрофон, задавая вопросы. Интервью было предельно краткими, а когда он спросил «Считаете ли вы, что необходимо звать на Святой Афон паломников из России?», я ответил: « Нет, звать сюда никого не нужно. Каждый сам должен почувствовать и понять, что душа его просится посетить это место. Обстоятельства сложатся так, что он пойдёт на Афон сам. А вот рассказать людям, чтобы они знали, что есть такой удел Пресвятой Богородицы, нужно».

…Заметил, что на Афоне никто никого не расспрашивает о его жизненных обстоятельствах, любопытство считается там пороком, и каждый может рассказать о себе только то, что считает нужным.

…Приплыли в Пантелеймон, пришли в ахондарик (место, где размещают паломников), где нас встретил отец Истратий. Рассказывали мне, что в русском монастыре, едва ли не единственном на Афоне, паломников встречают прохладно, что нередко говорят паломникам: «Ты не наш. Иди в другой монастырь». Но не верил я этим рассказам. Как же так – меня, русского человека, русский монах может отправить в другой монастырь?!

Отец Истратий строгим голосом инквизитора допрашивал каждого из нас, откуда он и куда дальше намерен идти, собственноручно записывал в журнал паспортные данные и даже спросил профессию. Задал вопрос, почему я не договорился о ночлеге. Я назвал дату и время, в которое с ним общался. Он ответил: «Не помню». Мне говорили, будто греки, особенно монахи, не мучаются извечным русским вопросом: кто виноват и что делать дальше? В мирской жизни я постарался бы напомнить, а здесь стоял и молча ждал своей участи. Через пару минут он ответил: «Вспомнил. Точно – договаривались».

После чего мы поднялись на четвёртый этаж. Отец Максим и послушник Владимир были размещены в двухместном номере, а нас, паломников, разместили в общем спальном помещении, чем-то похожем на солдатскую казарму. Вместе с тем, в помещениях везде сделан свежий ремонт.

АфонСравнивая Пантелеймон с другими афонскими монастырями, я поражался широте его размаха. Всё здесь огромное, просторное, размашистое, как, впрочем, наш русский характер. Прогуливаясь по территории монастыря, мы зашли в библиотеку. В помещении за столами сидели паломники, пили чай и о чём-то тихо беседовали. Таких буфетов в греческих монастырях нет, и днём в трапезную вы не попадёте – она закрыта. А здесь, среди дня, можно попить горячего чайку, съесть бутерброд с повидлом или мёдом. Всё, как говорится, по-русски.

Русская монастырская лавка считается самой дорогой на Афоне, несколько паломников на пароме и в Ватопеде жаловались, что сильно поиздержались в Свято-Пантелеймоновом монастыре, закупая там масло, ладан, иконы, крестики. При входе в лавку нам дали бесплатно по бумажной иконке св. Пантелеймона, на которой поставили печать монастыря.

После вечерней службы мы направились на трапезу. Такого разнообразного и вкусного обилия еды, как в Ватопеде, здесь не было, зато был русский борщ, тоже очень вкусный. Я нахожу причины того, что на Афоне всё гораздо вкуснее, чем в миру, в особом составе воды – это раз, в том, что пища готовится с молитвой – это два.

После трапезы отвели нас в часовню, где мы смогли приложиться ко всем мощам, за исключением главы св. Пантелеймона. Сказали, что его мощи выносят только по большим праздникам. Немножко из-за этого расстроился.

Я посчитал, что исповедаться и причаститься на Святом Афоне, может, больше и не будет возможности, поэтому встал в половине четвёртого утра и пошёл на службу. Сначала занял место, стоя в деревянном кресле, чтобы пробудиться ото сна, затем перешёл ближе к иконостасу. Красивая служба – с пением двух хоров, при зажжённых свечах, – невзирая на продолжительность, осталась в памяти. Исповедь произвела сильное впечатление: за окнами ещё темно, только свет лампад и свечей, батюшка сидит на маленькой скамейке, а ты на коленях исповедуешься. Жалко было ребят, которые готовились к исповеди, пришли к началу службы, но не смогли исповедаться. Просто не разобрались в кромешной темноте – когда, куда и к кому нужно подойти. Потом сказали, что, значит, так Богу угодно.

По окончанию литургии большинство прихожан покинули храм, но я остался на Благодарственную молитву. И здесь произошло чудо: внесли честную главу Пантелеймона. Я позвал стоявших на выходе из храма отца Максима, Владимира и Романа, и мы приложились к мощам Пантелеймона.

…Обратил внимание, что на Афоне все друг другу улыбаются, даже если сильно устали, и оттого нет между людьми раздражения и злобы. Когда ты, допустим, сидишь в автобусе, а кто-то в нём стоит, когда кто-то отдыхает в двухместной келье, а кто-то в двадцатиместной, когда кого-то перевозят из одного монастыря в другой на персональном джипе, а кто-то совершает трудные переходы на своих двоих – это ни у кого не вызывает злобы. Перед Богом все равны, и все это хорошо понимают – и едущие в джипах, и идущие пешком по каменистым тропам Афона. На том и держится вера православная.

Игорь Аникейчик
Источник

(121)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *