На входе в автобусную станцию все подвергаются досмотру. Израиль перманентно находится в состоянии войны с террористами. Я случайно забыл в лотке, куда надо было положить все металлические предметы, мобильный телефон. Через десять минут обнаружил пропажу и вернулся к посту контроля. Охранник в черной форме не понимал моего английского и на иврите позвал своего напарника. Тот, хмуря брови и шевеля усами, выслушал меня, но также ничего не понял. Втроем мы пошли в комнату охраны, где обратились к еще одному охраннику, который худо-бедно понимал слова «йес» и «ноу». Через пару минут я понял бесплодность своих попыток.
— Слушай, чего он хочет, — спросил полушепотом один из охранников на чистом русском. Я опешил. Все трое оказались русскими!
— Так я и по-русски прекрасно могу! — сказал я. Назвал марку, модель телефона и тут же получил его назад из рук улыбающегося толстячка.
— А что ж ты сразу не по-русски начал говорить?
— Ну я думал, что раз страна чужая, то и говорить надо по-английски.
— Страна-то чужая, да сорок процентов — свои.
«Своими» на улицах города иногда оказываются даже те, от кого меньше всего этого ожидаешь. В последний день я стал покупать подарки и сувениры, желая потратить остаток израильской валюты, и так увлекся, что не заметил, как остался с шестью шекелями в кармане. Иными словами, остался без обеда. Это был первый солнечный день в городе Иерусалим, и в пятнах солнечного света можно было увидеть пригревшихся на солнышке арабов, пьющих дымящийся кофе из своих маленьких стеклянных стаканчиков. Одну такую компанию я принялся фотографировать, и у нас завязалась беседа. Они угостили меня горячим кофе без сахара, и я несколько приободрился и продолжил путь.
Наверно, взгляд у меня был голодный, потому что хозяин уличного кафе на соседней улице стал зазывать меня в свое заведение. В надежде найти там что-нибудь съестное в пределах имеющейся у меня суммы, я зашел внутрь. Самый дешевый бутерброд стоил 15 шекелей, и мне пришлось сказать, что я «просто смотрю», — стыдно было признаться в том, что денег не хватает. Хозяин, видимо, понял ситуацию без слов.
— Не обращай внимания на меню, сколько у тебя есть? — спросил он. Я, что называется, раскололся и все объяснил.
— Давай сколько есть, садись, я сейчас все принесу.
И действительно, через пару минут вынес добротный бутерброд с овощами, хумусом (паста из бобовых) и фалафелями (шариками из жареного хумуса). Я наелся и, совершенно утешенный, начал было благодарить милосердного трактирщика. Он же стал уговаривать меня взять в дорогу еще что-нибудь из холодильника с напитками. Сторговались на минералке, а от дополнительного бутерброда и сладких напитков мне кое-как удалось его отговорить.
— Мне нечем вас отблагодарить, — сказал я ему, — но обещаю помолиться за вас и вашу семью.
— Я мусульманин.
— Ну и что, это не мешает мне за вас молиться.
На том и разошлись, довольные друг другом.
В самолете я читал «Житие и хождение Даниила, русской земли игумена» — сочинение первого русского паломника на святой земле. Там были и такие строки:
«Многие добрые люди находятся дома и своими помыслами, милостыней и добрыми делами достигают мест святых и большое вознаграждение принимают от Бога, они будто бы посетили эти святые места. Многие же посетившие святые места и святой град Иерусалим, возгордились этим, как будто нечто доброе сотворили, и этим погубили усилия своего труда, из них первый я».
Кирилл Миловидов
(111)