Калужские дворяне Вешняковы, совершившие паломничество на Святую Землю в начале XIX столетия, пишут: „Февраля третьего, выехали мы из Рамле (что вблизи Яффы), при восхождении и солнца, на восток и, въехав из города, продолжали путь, — под защитою рамльских конных вооруженных арабов, — чрез обширные поля (долины Саронской)….. (И вот, в то время, как мы) проезжали с левой руки два арабские селения, — из них выбежали на дорогу арабы с ружьями, пистолетами и ножами, — для отнятия у проезжающих денег; но, увидев (наших) проводников, не осмелились остановиться и сделать (христианам) насилие…. По довольном отдалении от селения начали (мы) подниматься на небольшую возвышенность, к развалинам, как казалось, какого-нибудь небольшого селения, где много кладбищ, но жителей нет, а только-что сии развалины служат пристанищем разбойникам, скрывающимся иногда под (их сводами. Когда ехавшие впереди наши хаджи, т. е. поклонники, приблизились к узкому в сем месте проезду, тогда выбежали из развалин человек десять арабов и, уставив против едущих ружья со взведенными, курками, кричали, — не знаю что, — громко и принудили караван остановиться. Многие другие их товарищи, выбегая из развалин и стреляя из ружей, к ним присоединились; и толпа сия весьма увеличилась довольно. Поклонники согласились уже дать разбойникам несколько пар («пара» = полкопейки) с человека, но извозчики объявили (нам), что нужно сопротивляться (грабителям)…. В противном случае, говорили они, все будете ограблены. Положение наше было опасно, потому что проводники рамльские, наскучив тихой ездой, нас оставили и уехали далеко вперед. Извозчики наши, имея также ружья и ножи, произвели с разбойниками великий крик на своем языке и начали драться ружейными прикладами, а потом скоро и стрельба открылась. Мы опасались вначале худых последствий, однако, не увидев ни одного убитого, заключили, что стреляют холостыми зарядами. Пальба окончилась безвредно, обе стороны повысили свои, с ремнями, ружья за плечи (и) начали продолжать драку метанием каменьев. Извозчики, — по меньшему числу людей, — ослабевали…. кричали нам, чтобы (мы) им помогли, если не хотим быть ограблены. Тогда многие из поклонников их подкрепили, и метанье каменьев усилилось. При сем случае многие из извозчиков и поклонников получили жестокие удары, даже не в силах были сесть сами на лошадей, а посажены другими. Между тем — как проводники, к счастью нашему, услышав пальбу и крик, прискакали поспешно, — тогда разбойники разбежались за громады каменьев, и драка кончилась. Раненые наши товарищи в большом были неудовольствии на тех, кои пособия им не делали».
Но вот, путники добрались до святого града Иepyсалима. Дневной разбой разнузданных туземных шаек здесь был уже невозможен, зато истинным огорчением для паломников служили толпы нахально-назойливых ребятишек-бакшишников, о чем красноречиво рассказывают те-же Вешняковы. По выходе из одного храма, Вешняковы «внезапно были окружены арабскими мальчишками, с большими, в руках, кинжалами, махая которыми они заграждали им путь». «Мы принуждены были, — замечают Вешняковы,—дать им по пapе за каждого и тем только избавились от их наглости». Вообще «арабские ребятишки в Иepyсалиме, — продолжают они, — крайне опасны для христиан, если не случится при них совершеннолетнего араба или арабки: они, как только завидят христиан в глухом месте, вдруг нападают и бросают со всех сторон каменьями; мы принуждены были неоднократно спасаться от них бегством». Всевозможного рода поборы, едва не на каждом шагу взимавшиеся с паломников турецкими властями разных наименования, и настоятельные приглашения к крупным пожертвованиям при обозрении святынь христианства, монастырей и церквей, — дополняли собою то впечатление, которое производили бакшишники на улицe.
Странствовавшие по окрестностям Иерусалима, даже на ближайшем расстоянии от него, для немногочисленных путников — христиан являлось делом далеко небезопасным, в чем на собственном опыте убедился иеродиакон Троице-Сергиевой Лавры Зосима, посетивший Иерусалим в первой половине XV столетия. «А за Иерусалим никтоже пойти может, — уверяет он, — злых ради арапов: бьют-бо без милости».
На Иордан, в Назарет и другие, наиболее отдаленные от Иерусалима, местности Палестины паломники могли ходить только караванами, с подобающей охраною; но, как сообщают паломнические описания, нередко случалось, что путникам не помогали в этих случаях никакие предосторожности. «Есть тот путь (к Иордану), — говорит игумен Даниил, — тяжек и страшен вельми, и безводен, суть-бо горы каменны и высоки вельми. Поганш-же мнози приходят и избивают христиан в горах тех и в дебрех страшных». По рассказу Вешняковых, во время путешествия к Иордану христианские паломники подвергались обидам даже со стороны своих проводников — арабов. Проводники-арабы отнимали у паломников набранную ими воду Иордана и выпивали ее. «Оторвали, жалуются они, — от седла нашу кожаную мотору и, выпив воду, порожнюю назад отдали. Воду в бутылках сохранили мы при сем чрез то, что по наставлению людей бывавших на Иордане скрывали под платьем». Путь от Иерусалима в Назарет, по сообщению игумена Даниила, был также «тяжек вельми и непроходен, и тесен: ту-бо погани сарацыны мнози сидят в горах тех (окружающих Назарет), и по полю тому (долине Эздрилонской) сидят мнози селы сарацынские, и те из гор и из сел тех страшных выходят и избивают странных. Беднож (трудно) минути путем тем в мале дружине».
(27)