Те из нас, кто застал времена СССР, слышали объяснение, предложенное одним из классиков марксизма-ленинизма Фридрихом Энгельсом. По его мнению, христианство «могло вытеснить у народных масс культ старых богов только посредством культа святых… Греческие жития мучеников-философов и политических деятелей, пострадавших за свои убеждения, послужили образцом для мифических житий вымышленных святых»*.
Отчасти это так: люди, незнакомые с подлинной православной традицией, склонны вносить в храм свое собственное стихийное язычество, подменяя православную практику почитания святых чем-то иным, глубоко чуждым учению и жизни Церкви.
Но как же на самом деле понимается святость в церковной традиции, в чем состоит православное учение о святых?
Чтобы начать разговор на эту тему, нам придется остановиться на других фундаментальных для православной веры понятиях — Небесах и Церкви. Замечательный английский писатель Гилберт Кийт Честертон как-то заметил, что Царство Божие — это не новые вещи, а новые отношения. Действительно, тому есть множество примеров: на фоне благодатной природы разворачиваются омерзительные сцены войн и бесчеловечных зверств, а ласковое солнце освещает изуродованные тела. Что же делает рай раем?
Конечно же, не прекрасное окружение. Рай делает раем любовь, а потому рай лучше уподобить семье, чем какому-то определенному месту, — и порою мы видим его отражения. Друзья, собравшиеся за праздничным столом; пожилые супруги, отмечающие серебряную свадьбу; мать, кормящая ребенка манной кашей; старые враги, пожимающие друг другу руки в знак примирения, — на всем этом лежит отсвет небес.
Небеса — это любовь, потому что Бог есть Любовь. А райская семья — это и есть Церковь, объединяющая всех христиан со Христом.
Так что же происходит, когда наши братья и сестры отходят ко Господу? Расторгается ли наше единство? Нет. Церковь — не спасательная лодка, которую мы покинем, перебравшись на тот берег. В вере и Таинствах она соединяет нас не только с нашими братьями и сестрами, которые совершают земной путь рядом с нами, но и со всеми христианами всех времен. Входя в Церковь, мы входим в Церковь Пророков, Апостолов, Отцов, и, как говорит Апостол, вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (Еф 2:19).
Человеческие общества — воинская часть, корпорация, больница — могут торжественно поминать своих основателей или наиболее выдающихся представителей, но для них поминаемые мертвы и могут послужить только вдохновляющим примером, а живая связь с ними утрачена. Но для Церкви это не так: те, кто предшествовал нам в вере, — не мертвы, они живы в самом прямом и несомненном смысле, и даже более живы, чем мы.
Это единство как уже отошедших к Господу, так и еще странствующих на земле христиан подчеркивается всем строем православного богослужения. Иконостас показывает святых Ветхого и Нового Заветов, а также Ангелов молящимися вместе с прихожанами Церкви. Это не просто украшение храма — это указание на духовную реальность, участниками которой мы становимся на каждой Литургии. Ведь Литургию совершаем не только мы, собравшиеся здесь и сейчас прихожане конкретного храма со своими священниками, — Литургия объединяет весь народ Божий, поверх всех пространственных и временных барьеров.
Мы молимся вместе со всеми христианами по всему лицу земли, а также и с Матерью Божией, апостолами, мучениками и всеми святыми, которые уже вошли в Царство Божие до нас. Смерть не может расторгнуть этого единства веры, потому что в центре его стоит Победитель смерти — Христос.
Можно ли молиться святым?
В свете всего этого и проясняется вопрос, который иногда смущает неправославных христиан: можно ли молиться святым? Могут ли святые подавать помощь? Нет ли в этом покушения на ясно провозглашенную апостолами уникальность Христа как единственного посредника между Богом и человеками (см. 1 Тим 2:5)? Опасения, которые в этом отношении высказывают протестанты, восходят к временам, когда средневековая католическая практика почитания святых переживала серьезные искажения и в самом деле могла порождать подобные вопросы. Недоумения может вызвать и то, как к почитанию святых относятся порою в нашем православном мире. Обвинения некоторых людей со стороны отчасти справедливы, ведь в сознании некоторых сонм святых действительно иногда подменяет собой разнообразных языческих богов, и к православным святым люди начинают относиться как к божествам прошлого: пытаясь заключать с ними какие-то договоры, выпрашивать что-то у них, пробуя ублажить их земными подношениями.
Такой «народный» культ жив до сих пор, и он в свое время стал одной из причин, породивших на Западе острый протест верующих христиан, что в результате привело к такому неоднозначному явлению, как Реформация. Как бы мы сегодня ни относились к тем событиям, их причина довольно проста — для христианина уравнивать Христа с любым другим «божеством» или реально жившим человеком (пусть даже человеком невероятной святости) действительно невозможно. И уж совсем немыслимо, когда люди, которые относят себя к Церкви Христовой, служащей Христу как единому Богу, пытаются «отодвинуть» Его, ставя на первое место в своих молитвах кого-то другого.
Однако не стоит объединять подобную языческую практику с пониманием молитвы к святым, существующем в Церкви. В самом деле, даже в тех христианских общинах, где не принято почитать святых, принято обращаться друг к другу с просьбой о молитве, то есть человек может поделиться своими затруднениями с собратьями и попросить: «Молитесь обо мне». Подрывает ли эта общепринятая практика веру в уникальность Христа как единственного посредника? Очевидно, что нет — ведь люди собираются молиться не кому иному, как Христу.
Чем отличается от этого просьба православного христианина: «Все святые, молите Бога о мне, грешном»? А ведь именно в такой формулировке он обращается к святым. Не «дайте, пожалуйста, мне», а «помогите мне своими молитвами, попросите вместе со мною Бога», потому что сам по себе святой не может дать ничего.
Единственность Христа здесь под вопрос не ставится. Если можно просить о молитве наших товарищей по земному странствованию, то таким же образом можно умолять и тех, кто уже вышел из тела и водворился у Господа. Если Христос действительно победил смерть (а это несомненно так!), то смерть не разрушает единства Его Церкви.
Но продолжают ли спасенные беспокоиться о земных делах? Есть ли им дело до наших затруднений? Давайте подумаем — у наших ближних, братьев и сестер по вере, хватает любви и заботы, чтобы молиться о нас, и мы уверенно на это рассчитываем. Когда они водворятся у Господа, иссякнет ли эта любовь? Уменьшится она или, напротив, возрастет, когда они окажутся лицом к лицу с Источником всякой любви? Если благочестивый епископ во время своей земной жизни показывал образец заботы о своей пастве, забудет ли он о ней, оказавшись на небесах? Если подвижница милосердия посвятила свою жизнь утешению скорбящих и помощи страждущим, оставит ли она свои добрые дела, переселившись к Господу? Пути, которыми святые будут подавать нам свою помощь, могут измениться, но их стремление помочь нам — никогда.
Уверенность в молитвенном общении со святыми, более того, сам опыт такого общения уже в ранней Церкви привел к возникновению практики почитания святых. Как говорит апостол Павел: Поминайте наставников ваших, которые проповедывали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их (Евр 13:7). К очень ранним временам восходит и почитание Матери Божией, о котором Она сама пророчествовала: Отныне будут ублажать Меня все роды (Лук 1:48).
(13)